РАЗВИТИЕ ФАБРИЧНО-ЗАВОДСКОГО ДЕЛА
Хотя начало фабрично-заводской промышленности в России можно отнести к XVI столетию, но вследствие простоты образа жизни, позволявшей массе населения довольствоваться собственными домашними изделиями, отсутствия крупных промышленных центров, плохих путей сообщения и других общественных и политических условий она не развивалась, и начало ее, а вместе с тем и фабричного законодательства, в сущности, было положено великим преобразователем Poccии Петром I.
Устройство казенных фабрик и заводов и ряд мер в виде всевозможных льгот и привилегий, таких как освобождение на продолжительное время от податей, беспроцентные государственные ссуды и подобные поощрения к устройству фабрик и заводов для нужд армии и флота, а затем и по другим отраслям промышленности, положили основание крупной фабрично-заводской промышленности. В целях обеспечения вновь возникающих фабрик дешевой рабочей силой в 1721 г. устроителям их из недворян было предоставлено право, составлявшее до того времени привилегию исключительно помещиков-дворян – право покупать деревни с крестьянами, чем была создана новая категория крепостных – фабричных крепостных.
Органом, непосредственно ведавшим всеми делами фабрично-заводской промышленности, была основанная в 1723 г. Мануфактур-коллегия. Она действовала по «Регламенту» и имела широкие права надзора за фабриками и заводами и поощрения к учреждению новых путем дарования всевозможных привилегий.
Насаждая в России фабрично-заводскую промышленность, Петр Великий вместе с тем держал ее под сильнейшей опекой и стремился регламентировать даже вид, форму и цены изделий. Даруя фабрикантам льготы и привилегии, он налагал на них одновременно и обязательства поставлять для нужд армии и флота известное количество товаров по заранее определенной цене. Но дальнейшее развитие этих мероприятий преемниками Петра I привело к концессионной системе привилегий, казенных и частных монополий. Право устройства фабрик и заводов превратилось в государственную привилегию, как бы переуступавшуюся иногда частным лицам. Фабрики были или казенные (почти по всем отраслям промышленности), или если и частные, то почти всегда с особой, более или менее крупной привилегией. Фабричная промышленность получила чисто монопольный, казенный характер; отдельные лица богатели, но сво- бодный труд не находил себе дороги. Для народной же массы получилось лишь ухудшение ее положения вслед- ствие закрепощения на фабриках при гораздо худших условиях, чем условия сельского крепостного быта.
В 1727 г. Мануфактур-коллегия была закрыта, и дела ее перешли в особую Мануфактур-контору при Сенате. Указ 1727 г. не определил сколько-нибудь точно круг деятельности этого учреждения, и потому никакого практического значения Совет не имел, но положил начало будущему Совету торговли и мануфактур.
До 1741 г. продолжались запрещения регламентаций и привилегий, но интересы рабочей массы были уже совсем забыты. В 1731 г. были слиты в одно учреждение Берг-коллегия, Мануфактур-контора и Коммерц-коллегия, и с этого времени не только дела, касавшиеся фабрик и заводов империи, но и дела, касавшиеся лично фабрикантов, были сосредоточены в Коммерц-коллегии. Фабриканты и заводчики были вовсе изъяты из ведения общих судов и ведались «судом и расправою» в Коммерц-коллегии.
Доведенная до крайности, система эта оказала правительству, как и народному труду, очень плохую услугу, и уже в 1732 г. в целях обеспечения армии сукном и амуницией правительству пришлось сделать некоторую уступку и облегчить порядок открытия новых фабрик, дозволив открывать фабрики этого рода (когда они не просили правительственной субсидии) без особого разрешения Коммерц-коллегии и свободно продавать свои изделия. Но зато положение рабочих значительно ухудшилось. Изданный при императрице Анне Иoaнновне в 1736 г. «Генеральный указ о всех фабриках» окончательно закрепостил при фабриках всех рабочих, которые были обучены какому-либо мастерству, входившему в производство фабрики: таким рабочим указ предписывал вечно оставаться на фабриках; затем он подтверждал право фабрикантов на будущее время покупать крестьян, но без земли и не целыми деревнями; кроме того, повелено было насильственно отдавать на фабрики всех городских праздношатающихся и нищих и, наконец, фабриканты получили почти неограниченную власть над всеми своими рабочими.
В 1742 г. Мануфактур-коллегия была вновь восстановлена в виде исполнительного органа Сената. В течение 34 лет, до полной перемены системы фабричного законодательства в 1775 г., деятельность Сената сильно смягчала все крайности и недостатки системы: Сенат не упускал случая ограничивать покупку крепостных крестьян для фабрик и отменять или ограничивать привилегии, подрывавшие мелких промышленников. В 1762 г. последовал закон, положивший предел дальнейшему расширению фабричного закрепощения: указом от 29 марта покупка для фабрик и заводов крестьян с землями или без земель была совершенно воспрещена; вместе с тем повелено было не воспрещать устройства новых фабрик и заводов, и этим положено начало свободной промышленности.
Первая половина царствования императрицы Екатерины II характеризуется целым рядом отдельных мероприятий, ведущих к уничтожению многих привилегий, ограничению и полному уничтожению как частных, так и казенных монополий, вообще к установлению в промышленности принципа свободной конкуренции. Все эти мероприятия закончились в 1775 г. узаконением, отменившим прежний порядок испрошения разрешений (концессий) на устройство фабрик и заводов. Указ 1775 г. предоставлял «беспредельную свободу» устройства про- мышленных заведений всем и каждому. При таком порядке особая Мануфактур-коллегия стала излишней; в 1779 г. она была упразднена, все обязанности ее распределены по различным, частью центральным, частью местным, преобразованным административным учреждениям, и была уничтожена привилегия фабрикантов судиться в Мануфактур-коллегии вместо общих судебных учреждений.
Но во вторую половину царствования Екатерины II эта свобода промышленности была несколько сужена двумя законами 1785 г.: «Грамотой на права, вольности и преимущества российского дворянства» и «Грамотой на права и выгоды городам Российской империи». Право устройства фабрик и заводов всеми и везде этими законами подверглось ограничению. За дворянами право свободного открытия фабрик осталось лишь в деревнях, из прочих же сословий оно сохранилось лишь за купцами 1-й и 2-й гильдий, входившими в состав городских сословий, причем принадлежность к гильдии обусловливалась объявлением за собой капитала в известном размере. Таким образом, фабрично-заводская промышленность сделалась монополией крупных капиталистов из среды городских жителей и отчасти дворянства.
За время краткого царствования императора Павла I правительством была сделана попытка возвратиться к прежней системе запрещений, привилегий и монополий, выразившаяся восстановлением особой Мануфактур-коллегии (в 1796 г.) со всеми ее прежними правами и отменой запрещения покупать для фабрик крестьян с землей или без земли (в 1798 г.). Но это продолжалось недолго, и в 1803 г., в царствование императора Александра I, система подверглась окончательному преобразованию.
В 1802 г. Мануфактур-коллегия вошла в состав Министерства внутренних дел. С 1803 г. все дела фабрично-заводской промышленности были сосредоточены в особой Экспедиции государственного хозяйства, преобразованной в 1808 г. в Главное правление мануфактур, а с 1811 г. в Департамент мануфактур и внешней торговли при том же министерстве. В 1819 г. этот департамент перешел в состав Министерства финансов.
Характерной чертой деятельности правительства с 1803 г. по отношению к фабричной промышленности было стремление к децентрализации в управлении и облегчению частного предпринимательства. Это выразилось в постепенном закрытии, продаже и передаче в арендное пользование крайне невыгодных казенных фабрик, в передаче местной администрации всех дел по открытию новых фабрик и переходу их от одних владельцев к другим и, наконец, в уничтожении привилегированного положения фабрикантов в отношены суда и расправы исключительно в Мануфактур-коллегии и передаче дел этого рода в общие местные губернские судебные и административные учреждения. Правительство не только вернулось к первоначальным предположениям императрицы Екатерины II, но пошло дальше в том же направлении.
Указом от 28 декабря 1818 г. право открывать фабрики, бывшее до сего времени привилегией дворян и купцов, было распространено на всех крестьян, не исключая помещичьих крепостных, под общим условием уплаты тех же сословных пошлин за гильдейские свидетельства, какие вносились в государственную казну купцами. Отсюда, из этого смешения сословных прав с государственным налогом и произошло то странное положение, в котором состояли все лица некупеческого сословия, открывавшие промышленные заведения: уплачивая гильдейские пошлины, они считались как бы «временными купцами», – положение, дожившее до 1898 г., когда с введением нового «Положения о государственном промысловом налоге» сословные права купечества были отделены от вопроса о налоге с торговли и промышленности.
Манифестом от 14 ноября 1824 г. право учреждать фабрики и заводы было распространено также и на мещан, так что отныне оно предоставлялось всем сословиям, под единственным условием оплаты гильдейских пошлин. В тот же период времени окончательно установился и порядок открытия фабрик, по которому разрешение на их учреждение испрашивалось у местного губернского начальства; последнее же, выдавая разрешение, доводило о том до сведения Министра финансов (указы 1805, 1811 и 1821 гг.).
Гораздо большие трудности представлял вопрос о так называемых посессионных фабриках, т. е. тех фабриках, которым были отведены казенные земли, отпущены безвозвратные пособия либо переданы с полным устройством бывшие казенные фабрики или же к которым были приписаны в качестве крепостных крестьяне, либо владельцам их, не принадлежавшим к дворянскому сословию, было дано разрешение на покупку крепостных крестьян. Mepoприятия правительства касались лишь тех фабрик и заводов, к которым крестьяне были приписаны, что давало правительству право считать последних как бы государственными, отданными лишь во временное пользование, а не крепостными фабрик, которыми считались только купленные в силу дарованных на то прав. Рядом узаконений с 1803 по 1806 г. были установлены правила, несколько облегчавшие положение рабочих этой категории, в частности предписание отбирать крестьян обратно в казну в случае злоупотребления фабрикантами данной им льготой, ограничения рабочего времени 12 часами в сутки, обязательства обеспечивать престарелых и убогих, обеспечивать рабочих врачебной помощью и т. п. Но в действительности отличия в положении этих рабочих от положения крепостных не было почти никакого. Окончательное решение вопрос получил лишь в 1861 г., при общем освобождении крестьян от крепостной зависимости.
ОСОБЕННОСТИ КУСТАРНОГО ПРОИЗВОДСТВА В РОССИИ
Главное отличие кустарной промышленности от ремесленных предприятий связано не с объемами производства или размерами предприятия, а с условиями сбыта продуктов: ремесленники работали главным образом на определенных заказчиков, состояли в непосредственных личных отношениях с потребителями или покупателями, а кустарная промышленность работала или на неопределенного покупателя – на рынок, в широком или узком смысле, – или же сбывала свои изделия скупщикам, забиравшим товар оптом. С домашним производством кустарная промышленность имела то общее, что работы производились в собственных помещениях производителей (на дому), работали обычно только «домашние» или члены одной и той же семьи. Признаки кустарной промышленности – «мелкая» и «семейная» взаимно друг друга обусловливают, потому что в семье, работавшей без помощи наемных рабочих, производство не могло быть крупным ни в смысле размеров, ни в смысле сложности и совершенства орудий производства. Более крупные мастерские, с наемными рабочими, уже не могут называться кустарными.
Признак работы на сбыт был типичен для русской кустарной промышленности. Продажа продуктов производилась, по мере накопления, самими производителями на ближайший рынок, более или менее случайным покупателям. Место последних постепенно занимали постоянные покупатели – городские торговцы, ожидавшие привоза товаров, вместо того чтобы отправиться за ними в деревню. Отношения между торговцами-покупателями и кустарями осложнялись, если к ним примешивался кредит. Выгоды скупщиков при этом значительно увеличивались, а выгоды кустарей соответственно уменьшались, так как последние прибегали к кредиту в случаях крайней нужды или в наиболее тяжелые времена года. Иногда кредит предоставлялся не деньгами, а исходным материалом, который ставился в счет по гораздо более высокой цене, чем если бы его покупали на чистые деньги. Если скупку продуктов кустарной промышленности захватывали в свои руки особые странствующие торговцы или агенты крупных торговых предприятий, то цены на кустарные произведения сбивались еще более, потому что скупщики обыкновенно распределяли между собой районы закупок и тем устраняли взаимную конкуренцию. В России долгое время не наблюдалось превращения кустарей в простых наемных рабочих именно потому, что кустари не разрывали связь с землей и промысел являлся для них занятием побочным при земледелии.
Особенность русской кустарной промышленности состояла в том, что она являлась подспорным промыслом крестьян-земледельцев. Поэтому кустарную промышленность в России следует определить так: мелкая семейная организация производства продуктов на сбыт, свойственная крестьянскому населению России, в качестве подспорного при земледелии промысла.
В силу семейного элемента кустарной промышленности она представлялась занятием лиц обоего пола и всяких возрастов. Когда работа направлялась на более широкий сбыт и более отдаленные рынки, мужчины принимали в ней значительное участие. Женщины и дети преобладали в промыслах, не требующих ни особенного умения, ни, главное, силы. В таких промыслах, которые по существу своему более свойственны мужчинам, как, например, кузнечное и слесарное дело, женщины большей частью брали на себя более легкие операции, хотя иногда работали и наравне с мужчинами. Иногда в таких промыслах работали также подростки и дети. Так, в Павловском замочно-ножевом районе из 13 тыс. рабочих до 8% составляли женщины и около 23% – подростки мужского пола. В тверском гвоздарном промысле женщины работали почти наравне с мужчинами, но переставали работать в возрасте менее преклонном. В Московской губернии дети принимали почти столь же широкое участие, как и взрослые (мужчины), в промыслах стекольном, булавочном, роговом. Вообще можно сказать, что участие женщин и детей в кустарной промышленности было распространено преимущественно там, где не замечалось особого разнообразия или специализации промыслов.
Работа детей в кустарной промышленности начиналась в более раннем возрасте, сравнительно с мастерскими, бравшими учеников со стороны. Этим же условием обеспечивалось приобретение с ранних лет известных профессиональных или технических знаний. Благодаря семейной кооперации оказывалось возможным утилизировать такой труд, который при другой организации производства пропадал бы втуне. Здесь же, будучи даровым, подобный труд позволял производить товары значительно дешевле, чем и объясняется непонятная на первый взгляд успешная иногда конкуренция кустарной промышленности с более развитыми формами производства.
На условия сбыта кустарных произведений влияли, во-первых, характер и степень развития кустарных промыслов и, во-вторых, местность (преимущественно – различие черноземных и нечерноземных губерний). Сбыт непосредственно потребителям встречался там, где была возможность сбывать продукты на ближайшие местные рынки; впрочем, и тут чаще имела место комбинация обоих видов сбыта. Сравнительно богатые кустари, имея сразу более крупные партии своего товара, добирались с ним иногда даже на более отдаленные рынки на своих лошадях. В черноземных губерниях непосредственный сбыт встречался чаще, чем в нечерноземных. Большое значение имел также род материала, из которого производились продукты. Если этот материал местный, легко добываемый кустарями, и к тому же недорогой, то хотя продукты из него иногда и продавались скупщикам, но, во всяком случае, последние не играли столь существенной роли, как в тех случаях, когда материал приобретался через их посредство. Роль скупщиков усиливалась, если еженедельные сношения производителей и потребителей на местных базарах заменялись ярмарочными, не более 2–4 раз в год. Многим из кустарей сложно было ждать сбыта несколько месяцев; отсюда необходимость в займе, который и выдавался скупщиками под залог выработанных предметов. Присоединив к своей деятельности торговца кредитные операции, скупщик занимал уже более господствующее положение, и без его посредничества сбыт оказывался иногда немыслимым.
Чем большее место в системе крестьянского хозяйства занимало производство кустарных продуктов в сравнении с земледелием, тем более росло влияние скупщиков. Иногда кустарь получал деньгами лишь небольшие суммы, а остальное – в виде материалов и предметов потребления по увеличенной против рыночной цене. Бывало, наконец, что и подати за кустаря вносились тем же скупщиком. В отношении производства продуктов, в узком смысле слова, кустарь оставался, однако, хозяином своего дела; он все-таки не нанятый рабочий, так как работал у себя, своими орудиями и со своим материалом, а потому продолжал нести и весь риск предприятия, находясь по условиям сбыта в более или менее тяжелой зависимости от скупщика. Денежные потери кустарей росли по мере удаления от места главного сбыта их продуктов, что влекло за собой увеличение числа посредников. Так, например, игрушечники Александровского уезда Владимирской губернии сбывали свои произведения местным торговцам-скупщикам, а эти последние – московским оптовым торговцам, с которых брали цену вдвое большую против данной кустарям. Положение московских кустарей-игрушечников было выгоднее, потому что они стояли ближе к центру сбыта их изделий. Одни из них лично доставляли товар в Москву и отдавали его в известные лавки или предлагали игрушки то тому, то другому лавочнику; другие сбывали товар в Москву через посредство возчика; третьи продавали его иногородним торговцам, нарочно для этого приезжавшим к производителям (самый выгодный способ сбыта), или местным торговцам. Иногда кустари и сами открывали кредит торговцам – владельцам магазинов, лишь бы только заручиться более постоянным покупателем, что гарантировало и более постоянные цены; но так поступали только более зажиточные мастера.
Обязательный сбыт изделий определенным лицам был особенно распространен в отраслях промышленности, перерабатывающих дорогой материал, – например, в железоделательной. Особенно неблагоприятные условия для кустарной промышленности складывались там, где, как, например, у кустарей Павловского слесарного района, земельные наделы были слишком незначительны и население почти не занималось сельским хозяйством. В Павловском районе одно время начала было усиливаться капитализация промысла, т. е. превращение семейных одиночных мастерских в более крупные, с наемными рабочими; но затем опять восстановились более чистые формы кустарной промышленности, например среди замочников, что объяснялось введением упрощенного способа пайки (самопай), позволявшего работать и без более сложного и потому более дорогого инвентаря. Оказалось также, что для мастерских с наемными рабочими (из местных жителей) гораздо труднее конкурировать с чисто фабричным производством тех же предметов, чем для одиночек.
В большинстве случаев кустарная промышленность существовала в России наряду с ведением сельского хозяйства. В распространенности этого общего явления можно убедиться прежде всего из рассмотрения бюджета доходов различных кустарей, выясненного земскими статистическими исследованиями, особенно московскими, произведенными экспедиционным способом, через посредство подворной описи. В Загорье – области металлических промышленников – семья, исправно занимавшаяся хлебопашеством, при двух взрослых мужчинах покрывала 43% своего бюджета земледелием, столько же – подносным промыслом и 14% – другими мелкими мужскими и женскими заработками. Семья не столь исправная получала от хлебопашества всего треть дохода.
Все эти расчеты, говорящие в пользу земледелия, приобретают еще более решающее значение, если принять во внимание, что земледелием крестьяне занимались меньшую часть года; следовательно, если перевести величину доходов от того и другого на единицу времени, то большая оплата единицы труда в земледелии выступит еще рельефнее. Потому-то при обыкновенном течении промышленной жизни, когда рынок не представляет особенного возбуждения, большая часть промыслов в глазах кустарей уступала земледелию, которое ими отнюдь не забрасывалось. Из всего этого видно, что интересы земледелия и промысла вполне между собою могли согласовываться, взаимно дополняя друг друга, когда промысел кустарный, потому что тут крестьянин свободно распределял время, посвящаемое тому и другому занятию. Дело обстояло иначе, если промысел не свой – домашний, а отхожий – фа- бричный, потому что владельцы фабрик старались всеми силами удержать у себя рабочих круглый год, отрывая их от земледелия. С этой целью, например, рабочим, занятым на фабрике круглый год, платили в месяц по 9 руб., а нанимавшимся только на девять месяцев или менее – по 8 руб. При подробных исследованиях кустарной промышленности в таких губерниях, как Московская и Владимирская, исследователи никогда не встречали жалоб на то, что земля воспринималась бременем. Напротив того, известно, что многие наемные рабочие уходили с фабрик и нанимались в чужие хозяйства на летние земледельческие работы, т. е. чувствовали потребность менять на лето род занятий, считая полевые работы более здоровыми, если и не более прибыльными.
Неразрывной связью кустарей с землей только и может объясняться дешевизна их произведений. Дешевизна эта вообще была такова, что не допускала применения обыкновенных коммерческих расчетов стоимости производства; иначе во многих случаях получалось бы, что кустари работали как бы себе в убыток. В действительности это было, конечно, не так, потому что труд имел здесь характер подспорный, допускавший утилизацию того времени, которое без кустарной промышленности пропадало бы даром. Дешевизной кустарных произведений обусловливалась возможность конкуренции кустарных промыслов даже с фабричным производством, также стремившимся к удешевлению стоимости товаров, но при помощи машин и вообще разных технических усовершенствований.
Качество кустарных произведений в большинстве случаев оказывалось невысокого достоинства, за исключением специализированных промыслов; но так как кустарные изделия рассчитывались на сбыт главным образом в среде народных масс, то низкому уровню их потребностей они вполне удовлетворяли.
В перечне губерний с наиболее развитыми кустарными промыслами доминировали северные и вообще нечерноземные губернии; в губерниях черноземных они существовали преи- мущественно для целей удовлетворения собственных потребностей производителей или же тяготели более к городским поселениям. Объясняется это тем, что в менее плодородных губерниях земледелие в меньшей степени служило единственным и главнейшим источником средств существования, да и самый сезон сельскохозяйственных работ был менее продолжителен и оставлял больше свободного времени для промысловых занятий. Здесь же сравнительно часто встречались села исключительно промышленные, главным образом вследствие недостаточности наделов или неблагодарности почвенных условий. Для полного статистического очерка русской кустарной промышленности недостаточно данных. Местные исследования опубликованы в общих земско-статистических изданиях и в «Трудах комиссии по исследованию кустарной промышленности в России». Опыт подсчета кустарей дал цифру в 7,5 млн, которую следует считать скорее минимальной, чем максимальной. Это приблизительное число кустарей – от 7 до 8 млн – в пять раз превышает число рабочих, занятых в средней и крупной промышленности (около 1,5 млн человек).
Главные виды кустарной промышленности – обработка и производство следующих материалов и изделий: 1) дерева, 2) металлов, 3) глины, 4) волокнистых веществ, 5) кож, 6) мехов и 7) роговых изделий. Обработка металлов сосредоточена преимущественно в Нижегородской, Тульской, Московской, Тверской, Ярославской, Вятской, Пермской и Новгородской губерниях.
из книги С. Калиничева Самоварное дело в России. Каталог-справочник
Хобби Пресс 2015г.